| |||
|
| Вовка-Морковка |
|
Вовка, по прозвищу Морковка, живёт в селе с анекдотическим названием – Красная Синька. Говорят, что это село какое-то заколдованное и случаются в нём всякие необыкновенные истории. Сказать по совести, я в эти истории не очень-то верю, но чем черт не шутит.
Вот история из жизни деревенского мальчишки Вовки-Морковки, которую он мне сам и рассказал по дороге на рыбалку. Год тому назад, совсем неожиданно умер мой дед – Арсений Семёнович Лыков. Никогда не болел, и вдруг умер. Может, по старости. 73 года, всё-таки. Вся деревня сбежалась, и все плакали. Я тоже плакал, потому что дед был моим другом. Помогал мне всегда. И вот - умер. Положили его в гроб, который он сам себе когда-то давно и сколотил. Днём все возле гроба суетились, маманя, папаня, ну и остальные, кто приходил. А ночью разбрелись кто куда, оставив гроб с телом моего деда в отдельной комнатке. Я тоже хотел заснуть, но как-то не получалось. Вот и подумал, чем маяться от бессонницы, пойду-ка лучше посижу маленько возле деда. Свой ведь он мне, не чужой. Зажёг свечку для ясности, пододвинул стул к нему поближе и сижу себе рядышком. Смотрю на его седую большую бороду. То ли от усталости, то ли ещё от чего, но я почему-то забыл, что мой дед умер. Сижу-сижу и как-то так совершенно по-глупому спрашиваю его: - Дедуня, ты чё делаешь, а? - Как, чё - заговорил вдруг дедуня? – Лежу. Разве не видишь? Все мёртвые это делают. Такая у нас работа - лежать и не суетиться. |
|
Я, конечно, ушам своим не поверил, когда услышал живой голос неживого человека. Чуть со стула не упал.
- Ты чё, дедуня, не умер, что ли? - Как не умер? - удивился дед. – Ещё вчерась Богу душу отдал. Умер, конечно. Ты чё, не видишь? - Вижу. А вдруг? - Чего вдруг? - А вдруг ты ещё маленько жив? - Ой, не смеши, - сказал дед - А пальцем пошевелить можешь? – это я для проверки такой вопросец задаю. - Ты, чё, Вовка-Морковка, - отвечает дед, - не положено ведь это. - Что не положено? - Покойным людям шевелить пальцами не положено. Запрещается Уставом. - Ну, хорошо, - продолжал я, - а глазом моргнуть можешь? - И глазом моргать не положено нашему брату. Сам понимаешь, к чему это может привести, если все покойники начнут ни с того, ни с сего глазами моргать. Тут меня и вовсе любопытство разобрало. - А разговаривать разве не запрещено Покойницким Уставом? – спрашиваю я у деда. - Запрещено, Вовка. Конечно, запрещено. - А почему же ты тогды разговариваешь со мной? - А потому, Вовка-Морковка, что у кажного правила исключения бывают. У кажного. Понимаешь? И случается такое исключение один раз в тысячу лет, а то и реже. Так что, считай, что нам с тобой повезло. - А давай, дедуня, - сказал я, - пока исключение действует, на рыбалку сгоняем, как раньше, когда ты ходячим был? У меня и удочки заготовлены, и червячки отборные, и погода сегодня на зорьке клёвая предвидится. Давай, а? Ничего не ответил на это дедуня, только сказал под конец: - Скоро первые петухи запоют. - Помолчал немного и спрашивает совсем тихо: - На похороны-то мои придёшь? - А то как же, - сказал я, а заодно ещё один свой глупый вопросик ему подкинул: - А ты сам на своих похоронах-то чё делать собираешься? - Как чё? – ответил дедуня. – Лежать. Это же наша первейшая обязанность такая – лежать и не чирикать. - В темноте? - А зачем он, свет, человеку, который спит без задних ног? На этих словах свечка моя замигала часто и почему-то сама, без моего согласия, погасла. Я понял, что это конец. И осторожно, на цыпочках пошел в свою комнату. |
|
Озеро показалось совершенно неожиданно. И не озеро вовсе, а так, озерко. Маленькое, с камышами у берега.
- Вот тут, - сказал Вовка-Морковка, показывая на большой вроде скалы камень, - дед любил отдыхать. Присядем? - Можно, конечно, - сказал я и снял со спины тяжёлый рюкзак, положил рядом и прислонился к камню спиной, чтобы расслабиться маленько. Расслабление – оно ведь всегда полезно. - А дальше-то что? – спрашиваю у Вовки-Морковки. - Да ничего такого, окромя похорон, - охотно отзвался Вовка, усевшись на травку возле камня. - У нас в деревне закон такой: ежели кто помирает, все провожать идут до самого того места, где кров последний покойнику уготован. Я, конечно, тоже пошел. Не чужой ведь он мне. Дед всё-таки и рыбак первоклассный. Я от него многому научился по части рыбалки. Так вот пришли все, окружили деда и молча уставились на его бороду белую. Я – тоже. Она вроде как шевелилась маленько. Но это от ветра. Тут на бугорок взошла директор школы, где дед работал последние годы сторожем, - Татьяна Никифоровна, и подняла кверху руку. Она рассказала про деда, какой он был хороший. Потом на бугорок поднялся дедов старый приятель – Матвей Григорьевич. Он хотел что-то сказать тоже, но не смог, заплакал и сошёл с бугорка. Потом началось прощание. Каждый по очереди подходил к гробу, постоит маленько рядом и место следующему уступает. Я тоже подошел. Думал, может, скажет мне дед на прощанье чего-нибудь. Ничего. Как воды в рот набрал. Может, обиделся, или ещё чего. Это только потом я понял, почему. - Ну, и почему? – полюбопытствовал я. - Да всё очень просто. Оказывается, закон у них такой есть, у покойников – при свидетелях ни слова вслух, ни полслова, в противном случае – в аду гореть. Вот мы и не поговорили тогда с дедом. Зато после – сколько хошь. Лежу, бывает, в постели, он приходитт бесшумно, сядет рядышком и сидит, пока я не усну. Мёртвые только с виду мёртвые. На самом деле они живые, но никто об этом не догадывается. А я догадливый. Вот и продолжаю дружить с дедом. Потому что он для меня - живой. Вот и сегодня, когда я приду домой после рыбалки и когда наступит вечер, а потом ночь, дед придет ко мне снова, чтобы я рассказал ему, сколько плотвы наловил и все такое прочее. Так что, - спохватился мой собеседник, - хватит рассиживаться. До того заветного местечка, где рыба хорошо клюёт, километра полтора осталось, - и он решительно поднялся с травы, на которой полусидел, полулежал. Я перебросил через спину свой нагруженный рюкзак, и мы потопали дальше лесной тропинкой. Вовка-Морковка шел впереди, босиком, между прочим, я – позади, еле поспевая за ним. |
| На главную |
