Милая Алюша!
Спасибо Вам за поздравление, за то, что я в Вашей памяти. Как чудесно все это, правда? Где-то, ужасно далеко, человек помнит и думает о тебе. И я часто думаю и повторяю имя иногда даже вслух - Аля. ("Алла" у меня не получается, это не нарочно, а от сердца, простите меня). Очень жалко, что прежде всего забывается голос... Зато всегда свежим остается облик, запечатленный в какое-то мгновение. Такое мгновение было. И были глаза, очень чистые и будто бы с вопросом. И мне хотелось сказать тогда больше, чем сказал, а о чем - не помню, Помню, что хотелось. Возможно, что к старости я просто сентиментален? Где-то от Тютчева: "нежнее и суеверней... зари последней, зари вечерней..." Только он очень жалеет себя. Д я не жалею и не хочу грустить. До сих пор не могу представить себе вечернюю зарю последней!
Выпал снег, так много! Выпал сразу и скрыл под своей пеленой запахи осени... Дыхание свежести, и так стало светло! И в комнатах, к на улицах. А весной снова буду жалеть: растает сверкание, и влюбленная Снегурочка, от сердца, ставшего горячим, превратится в ручеек. Пожалею ее и буду радоваться, что распускаются почки, а на Троицу зазеленеют березы.
Так, день за днем, год за годом.
И всегда новый день, новый, удивительный, чудесный.
Боже мой, когда же я перестану удивляться чудесам!
Чудо мое, за тридевять земель, в тридесятом царстве, Минусинском государстве живет.
Проплывают корабли с алыми парусами. Улетают вдаль серые гуси. Мои корабли, мои крылатые друзья - мечты.
Боже мой, когда я перестану мечтать?
А может быть, нельзя перестать? Не нужно? Пусть плывут. Никто не уговорит меня, что счастье съедобно, как сладкий пирог, Воздушный, но съедобный, Нет, тысячу раз нет! Счастье - это когда я могу поделиться с кем-нибудь моим, неповторимым миром, отдать эту частицу. А если не возьмут? Ну и пусть! Радостно отдать.
Вот и сейчас: я собрал полные пригоршни звездочек с синего зимнего неба. Ну что мне делать с ними? Возьми, поиграй, пересыпай с ладони на ладонь и улыбнись!
С праздником, милый мой человек!
Ваш ЛЕОНИД.
Ну вот, и слава богу, Алюша, что вы выздоровели. И не хочу спрашивать, что было. Зажило, быльем поросло. И впредь болеть не надо. Берегите себя, хорошая, милая моя. Набирайтесь сил. Они нужны для новых ролей. Труд актрисы нелегкий. Требует огромных внутренних напряжений. Зато и расплата за него - радость, ни с чем не сравнимая радость художника.
Передо мной книга нар. артиста Гардина "Жизнь и труд артиста". Это наш кинематографический корифей (вспоминает обо мне, как о веселом кареглазом Лене Оболенском"). Но самый интересный раздел мемуаров не о кино. Он был партнером великой актрисы В. Ф. Комиссаржевской. Был частью ее неповторимого сценического бытия.
Я знаю Гардина, как актера неподдельной правды. А он завидует правде Комис-саржевской! Ищет секреты этой правды.
-Она умела открывать перед публикой самые интимные стороны души своей, А это труднее, чем выйти на сцену обнаженной. Я помню, в бытность мою в балете я спрашивал мою партнершу, подругу моей юности Зину Т:
- Я мальчишка, а ты не смущаешься, что танцуешь совсем раздетой (были такие "левые" увлечения у балетмейстера Голейзовского)?
- Нет, - отвечает.- я не замечаю. Танец очень трудный... А вот впустить зрителя в самый сокровенный уголок сердца!..
Вы, наверное, помните первые любительские шаги: стыдно целоваться. Стыдно говорить о любви... Потом стало привычно. Ужасно, что привычно. Как привычна становится любовная близость, когда не стыдно наготы, недостатков своих, привычек. Не плохо ли это? Отнюдь нет. Это доверие к возлюбленному. А оно сладостнее и теплее ласки. Потому что и любовь-то сама - это не обладание, в полная и безвозмездная отдача себя, без утайки, доверчивая.
Вот об этом доверии и речь.
И, должно быть, умела Вера Федоровна так отдаваться публике, делясь самым интимным, сокровенным. Без стыда. Она как-то сказала Гардину: "Вы прекрасный партнер. Мне легко с. вами. Но мне кажется, что иногда вы что-то храните для себя. Не все открываете"... И я знаю, что она говорила не о пошлом штампе "темперамента", который нынче ценим посредственностями.
Я узнал Гардина, когда он уже умел, а может, и нашел в себе СИЛЫ Не Стыдиться и ничего не таить. Результат ошеломляющий! Он так верил в правду и достоверность своего персонажа, что все исчезло для него вокруг. Очевидно, как у моей Зины во время танца. Актер эпизода, он никогда не называл роль "эпизодической". Он считал своего персонажа главным, а встречу с героем - эпизодом из своей жизни.
Как я желаю вам удачи, хорошая моя! У вас есть самое главное для актрисы - вам нелегко дается жизнь. И от этого вы безмерно богаче и прекраснее тех, кому так легко и так бездумно. Их подавляющее большинство, этих "вариантов человеков". Но у них нет счастья. И их надо любить, отдавая себя. Уж так заповедано! Благословляю вас! В добрый час, милый мой, нежный и печальный человек.
Ваш Леонид.
Продолжение...
К Оболенскому
На главную
|